Тесная забегаловка была похожа на советский вокзальный буфет (не знаю, поймут ли читающие смыслы написанного, ведь многие родились в постсоветское время). Входя, проходишь мимо прилавка, за которым суетятся, жарят-парят две тётушки. В зале всего четыре стола и пара низких столиков в отдельном зале, где надо сидеть на полу. Обслуживают тётушки же и неумеха-девчонка. Мы заказали чольтиги чонголь 쫄띠기 전골, рагу из мякоти передних свиных ножек (свиньи-самки).
Велели скорее принести сочжу. Грянул хор: "За Юсонский эм-ти-би!"...
Съели две бадьи мяса, велели принести добавку. Съев и добавку, заказали мёнсари 면사리.
Сари вообще-то - "моток, упаковка лапши", но в столовском языке это не только лапша. В нём это "то, что кладут в конце трапезы в почти опустошённую бадью, дабы окончательно и до отказа набить животы". Выбор сари, понятно, невелик. Это либо рис, либо лапша. Мы остановили выбор на лапше.
Лапши показалось мало, и мы велели принести по плошке риса...
В начале девятого я и Великое Желание покинули тёплую компанию: гостья должна была ехать в Тэгу, а я хотел уйти, потому что компания заговорила о перемещении в другое место, а мне назавтра надо было ехать лепить черепки.
На автовокзале захмелевшая подруга окончательно перешла на "ты". Она тыкала меня в бок и говорила: "Ка, ка 가, 가. Иди". Так говорят спутнику жизни или другу детства. Со стороны мы, думаю, выглядели как преждевременно состарившиеся подростки.
