К сбору и поеданию папоротника меня пристрастил Лим Су. Будущий патриарх советского корееведения, должно быть, прикипел ко мне потому, что я, во-первых, был мальчик, во-вторых, был простоват (в отличие от умных девочек, которые без конца говорили о наклонениях и залогах и декламировали строки из стихотворений Анну Ахматову), в-третьих, был единственный (на первом курсе!), кто добровольно вызвался сдавать домашнее чтение по корейскому языку (кажется, таких идиотов в истории корейского отделения ЛГУ, позднее СПбГУ, больше не было, никто на моей памяти ни на одном курсе не сдавал домашнего чтения), в-четвёртых... Я же прикипел к Лим Су потому, что всякий раз, когда я приходил к нему домой (он жил на другом берегу Невы, на Зверинской), меня ждал вкусный обед. Его супруга, Помура ("Сокровище"), была исключительной поварихой.
Я приезжал рано утром, и мы, вооружившись рюкзаками и корзинами, ехали на Финляндский вокзал. Плантация Лим Су располагалась в Орехово. Её местонахождение держалось в секрете от знакомых и особенно от знакомых корейцев. Учитель знал, что если о плантации прознает всего лишь один из них, от неё останется одно воспоминание. Под Ленинградом произрастают разные папоротники, корейцы собирают орляк - косари ("о" в корейских словах не редуцируется, как в русском языке; оно всегда произносится "о"; все три слога слова произносятся равноударенно). Набрав по рюкзаку и по корзине толстых, жирных ростков, мы волокли добычу к платформе. Ждали электричку. В электричке духмяный запах разлетался по вагону, и все косились на нас. Дома, на Зверинской, нас ждал обед...
Окончив университет и устроившись в академический институт, я стал обладателем крохотной комнатки и теперь мог сам, независимо от Лим Су, запасать на зиму папоротник. Крупные залежи его я обнаружил в разных местах Ленобласти. Основное месторождение находилось в Токсово, где мы, группа Милодана, снимала архитекторскую дачу. Отварив пару рюкзаков папоротника, я раскладывал его на просушку на балконе (моя каморка была с балконом). Сушёного папоротника хватало до следующего урожая. Папоротник с мясом, точнее, мясо с папоротником стало моим фирменным блюдом. К папоротнику сперва пристрастились мои друзья, потом его распробовали братья. В конце 70-х финский приятель сообщил, что орляк - хорошее средство для понижения мужской потенции, а в его спорах нашли канцерогенное вещество, но было поздно - все прочно подсели на травку. Вскоре культура папоротника шагнула далеко за пределы Ленинграда, и в Сибири появился новый вид сезонной работы - все стали, составив конкуренцию жителям Дальнего Востока, квасить и продавать папоротник японцам. Солёный папоротник стал обычной закуской на столах моих земляков...
Проехав чуть больше двадцати километров, я прикатил в Инглвуд. Остановившись внизу подъёма, сфотографировал дорогу, по которой приехал, и покатил дальше.
Ещё через десяток километров я, перевалив через Ниагарский разлом, прикатил в провинциальный парк Forks of the Credit. Тридцать один километр прокатил со средней скоростью, чуть большей 23 км/ч. Я слез с велосипеда и принялся рыскать в поисках папоротника...
Папоротник отыскал у самой речки. Он уже вымахал выше положеного. Я надёргал - и такие сойдут - пучок переростков, сунул в рюкзак и покатил домой.
Недалеко от того места встретил трёх тёток. Тётки были азиатского вида. Увидев издалека их прикид, оценил их анатомические особенности и предположил, что они - кореянки. Так оно и оказалось.
"Аннёнъхасеё", - пропел я. "Аннёнъхасеё", - ответили тётки. "Что делаем?". - "Тынъсан, хайкинг, совершать пришли". Угу, угу. А покажите мне, пожалуйста, ваши сумочки.
Когда, прошагав километра три, покидал парк, счётчик показывал среднюю скорость 18 с копейками. 30 км до дома проехал со скоростью около 35-40 км/ч, но на финише счётчик показал лишь 21.6 км/ч. Всего проехал 64.2 км.
Кажется, страусник буду есть в одиночку. Моя семья не доверяет незнакомым продуктам. Кстати, в нём канцерогенов учёные не обнаружили.
